— Жизнь всегда лучше смерти, — улыбнулся в ответ Николя, не желая признаваться, что в какой-то момент уже хотел действительно думал просто отрубить никсе голову, наплевав на запрет. Слишком больно били ее слова по его самолюбию и старым незаживающим ранам. Но все же не поддался, выстоял. Ведь что значит самолюбие по сравнению с жизнями людей, пусть даже не самых умных? Он и без того уже один раз всех подвел, во второй раз он бы себе это не простил.
— Сделай его человеком, — озвучил Охотник просьбу.
Эйтайни понимающе кивнула и, приняв ребенка из его рук, зашептала тайные заклинания своего народа, вынула малыша из рубашки, подставила его солнцу и закружилась по холму, выплетая подкрашенными сиреневой краской пальцами узоры в воздухе. Вскоре она остановилась, с трудом справляясь с тяжелым дыханием, и вернула младенца Охотнику.
— Я чуть-чуть подправила внешность, чтобы людям легче было его принять, — сказала она, указывая на светлые кудряшки на макушке ребенка.
— У него все будет хорошо, — заверил ее Николя, укутывая ребенка обратно в рубашку.
— Мы все на это надеемся, — бросила на прощание королева Дану и исчезла за холмом.
К жилищу родителей Орма они подъехали, когда лавки в городе уже закрывались, а люди расходились по домам, чтобы отужинать и лечь спать. Майли немного волновалась, а вот Николя выглядел абсолютно безмятежным. И даже едва заметно подмигнул ей, когда стучался во входную дверь богатого дома.
— Ваш выкуп, — сказал Охотник, протягивая ребенка вышедшему на порог Рауду.
Мужчина удивленно нахмурился, заинтриговано разглядывая малыша.
— Что происходит? — следом вышла его заплаканная жена, одетая в черное траурное платье, и тоже пораженно уставилась на младенца.
— Это ваш внук. Берите, — Николя насильно вложил его в руки Ауд. — Вы же хотели, чтобы кто-то позаботился о вас в старости. Вырастите его хорошим человеком, и он будет помогать вам во всем и никогда не оставит.
От шума малыш проснулся и уставился испуганными небесно-голубыми глазами на склонившуюся над ним женщину, а потом снова расплакался.
— Гляди, он же вылитый Орм! — восхищенно воскликнула Ауд и принялась его качать. — И глазки, и носик, и ротик, даже кудряшки такие же. Да ты, должно быть, голоден. Рауд, ну что стоишь? Беги в город искать кормилицу, а я попробую его козьим молоком напоить. Детям она больше коровьего нравится.
Рауд замер на мгновение, ошеломленно глядя на вмиг помолодевшую жену, а потом махнул рукой и помчался вверх по улице, совершенно забыв об Охотнике.
— Я же говорил, все у этого малыша будет в порядке, — сказал он Майли, умиленно наблюдавшей за идиллической сценой. Та лишь коротко улыбнулась в ответ, размышляя о собственном даре, который помог совершить это чудо.
Глава 34. Испытание первое: последний танец
Приближался Бельтайн. Чтобы поднять настроение горожанам и отвлечь от гнусных речей проповедника и проблем с крысами, бургомистр решил устроить поистине грандиозный праздник. Потратил больше своего годового дохода на покупку в соседних городах крупы, муки, квашеной капусты, сала, колбас и вяленого мяса, пива и эля, заставил охотников и рыбаков трудиться без передыха, благо, на их добычу крысы никак повлиять не могли. Дети собирали хворост для праздничных костров, наряжали кусты цветами, пестрыми лоскутами и лентами, гирляндами, раскрашенными ракушками, соломенными куклами и всем ярким, что попадалось под руку. Девушки плели венки из веток рябины и боярышника, украшая их желтыми цветами первоцвета, орешника и болотной калужницы, а потом развешивали на дверях, калитках и ставнях. Город основательно убирался после весенней распутицы. Все лишнее, испорченное, ненужное сжигалось вместе с прошлогодней листвой и прочим мусором. Упсала приветствовала приближающееся лето со всей возможно учтивостью и трепетом, надеясь, что благостная пора смилостивиться над ними, и все несчастья пропадут сами собой.
Гарольд предусмотрительно позаботился не только об угощении, но и об увеселениях, ведь всем известно, что ни один хороший праздник без них не обходится. Пригласил бродячих музыкантов, актеров и жрецов из Огнегарда — храма огня, расположенного у подножья вулкана где-то на северо-востоке Лапландии — для того, чтобы они освятили праздничные костры и, как встарь, устроили настоящее огненное представление. Все с нетерпением ждали, когда закончатся последние приготовления и можно будет повеселиться всласть.
Герда готовилась к Бельтайну по-своему, ведь на этот день выпадал ее день рождения. Ей исполнялось девятнадцать. Хотелось чего-то особенного, но никак не вынужденных подарков и дежурных пожеланий, поэтому она никого не предупредила. Вместо этого она решила сделать подарок для Николя, чтобы у него осталось что-то на память, когда им придется расстаться после экзамена. Она тайком позаимствовала одну из его рубашек — повезло, что у него было много одинаковых, и решила украсить ее вышивкой. В рукоделии у нее никогда особых успехов не было, да и желания им заниматься тоже, но сейчас она решила постараться ради Николя.
В лавке в городе Герда купила пяльцы, иголки много ярких разноцветных ниток, сама придумала и нарисовала узор, а потом принялась очень медленно и тщательно вышивать его на рубашке. Чтобы успеть к празднику, пришлось забросить чтение и занятия с даром, но так как за это время она ничуть не приблизилась к тому, чтоб прочитать мысли Николя, то была даже рада бросить бесполезное дело. Рубашка оказалась готова за пару дней до праздника.
После встречи с никсой в городе стало подозрительно тихо, словно вся демоническая жизнь замерла в ожидании чего-то грандиозного и вместе с тем жуткого. Дни стояли погожие, солнечные и безветренные. Даже бурливые воды океана притихли, накатывая едва заметной рябью лишь у самого берега.
Николя продолжал истязать себя проповедями единоверца. И сам уже не понимал, зачем. Просто надеялся услышать какое-то откровение, понять, где искать крысиного пастуха и как быть дальше, когда в городе уже почти не осталось тех, кто все еще верит в него. Может, просто тихо уйти, уступив новому кумиру свое место? В конце концов, для Николя оно никогда не имело особого значения. Просто что-то внутри подсказывало, что молитвы проповедника вряд ли остановят нашествие или тем более утихомирят тысячелетнюю ярость, которую он, Охотник, имел глупость пробудить. Люди погибнут по его вине, потому что он не справился со своими обязанностями и подвел всех. Они правы. Он заслужил их гнев. И станет предателем в собственных глазах, если бросит их сейчас.
Николя стоял в переднем ряду разношерстной толпы, собравшейся перед помостом, с которого самозабвенно вещал о спасении души пилигрим. Охотник уже не слышал его, полностью погрузившись в мрачные раздумья. Отчаянно тер виски, пытаясь понять, что он мог упустить, где еще не искал логово проклятого божества. Хорошо бы было попытаться уладить все мирным путем, если только это еще возможно. Оставить большую жертву из лучших животных или просто отдать то, что он попросит. Что бы ни попросил. Лишь бы обойтись без драки, в которой у Николя вряд ли достанет сил победить. Все-таки пастух — бессмертный бог, а не один из вшивых демонов, с которыми Охотник сражался всю жизнь. И то, что этого нового противника оказалось так сложно обнаружить, уже доказывает, насколько он силен и умен. Нет, все-таки придется дать ему бой, иначе просто не выйдет.
Николя коснулся эфеса собственного меча. По руке привычно прошла волна возмущения, почти такая, какую он испытывал, когда касался кинжала Герды. Проклятое оружие. Четыре долгих года ушло на то, чтобы меч, обладавший собственной волей и разумом, хотя бы просто откликнулся, заговорил человеческим языком и позволил воспользоваться собой, чтобы уничтожить еще одного Ловца. Точно такого же, какой чуть было не убил Николя в Дрисвятах. Тогда меч предпочел покориться презренному человечишке, лишь бы не попасть в руки ненавистной твари, что была его врагом еще в те времена, когда оружием повелевал сам Небесный Отец. Но согласится ли меч помогать против того, кто гораздо более достоин быть его хозяином, чем сам Николя?